Марат Гельман хорошо сказал:
«Последнее время меня часто спрашивают об этом, и я каждый раз удивляюсь: что должно произойти, чтобы, несмотря на неудачи в политике, медиа и экономике, были удачи в искусстве? Неудачу потерпел весь проект, который начинался в 90-х годах, и искусство ещё не в самом худшем положении. Мы декларировали, что «хотим, как в Европе»: например, галерея Марата Гельмана была первой, названной по имени владельца, потому что это по-европейски. Имитация не скрывалась и даже декларировалась – более того, на какое-то время она сработала, так что году в 1998-м и до 2004-го казалось, что Москва стала одним из европейских культурных центров.
Но имитационная стратегия потерпела фиаско, в целом Россия не смогла стать частью Европы. То, что хорошо для Европы с её маленькими расстояниями, не годится для России. Культурные столицы Европы достаточно легко менялись – Париж, Кёльн или Лондон, но всегда это один город, где происходит самое интересное. При российских расстояниях невозможно строить систему с одним центром, это отключает часть страны от культурной жизни. Россия настолько большая, что в имитационный сценарий она просто не умещается. Нельзя вырваться, не потянув за собой всю страну, и, наверное, нужно было действовать более осмысленно, другой вопрос – кому нужно было?
И наконец, то, что происходит сейчас и что окончательно подорвало художественную ситуацию, – это конформизм. Наша творческая интеллигенция, к сожалению, решила воплотить ленинскую формулу «вы не мозг, а говно нации».
Когда на первом этапе Путин всех покупал, художественная интеллигенция успешно продалась, а на втором этапе начали ломать, и тогда все сдались и пошли на все мыслимые компромиссы. Понятно, что люди, которые шли в художественные вузы, не предполагали, что надо будет бороться и проявлять мужество, но хоть в какой-то мере стойкость должна была проявиться.
В России если искусство не в авангарде общества, то оно вообще не нужно. В отличие от стран, где искусство может играть декоративную роль, в украшении жизни мы не очень преуспели и вряд ли уже преуспеем.
А от авангардной роли отказались сами, хотя она была в наших руках. Был момент, когда люди с разными воззрениями – и Беляев-Гинтовт, и Осмоловский, и я – были частью одной художественной среды.
Нынешний раскол на официоз и не-официоз – это политика Мединского, ситуация новейшего времени. Печально, но нельзя сказать, что он пришёл и всё испортил: на компромиссы шли даже самые прогрессивные деятели – отсюда и результат, ведь власть не может остановиться и за одним компромиссом всегда хочет следующего. По большому счету, претензии к людям предъявлять нельзя: они и не планировали быть героями. Как оказалось, протестного искусства очень мало – может быть, сейчас это один Павленский.
Когда меня выгоняли из Пермского музея, я говорил: Мейерхольд был директором театра всего полтора года. Потом его убили, но мы знаем, кто победил в результате. Вся история цивилизации показывает, что побеждает, конечно, художник – тот, кто не идёт на компромисс со своим творческим «я». Некоторые считают, что «чем хуже – тем лучше», но неизвестно, сколько мы упустили из-за подавления искусства и какой расцвет мог бы быть.»
Узнайте больше о моей политике, применяемой к постам и комментариям, а также о частоте публикаций и авторских правах.
ХИТРОСТЬ: Чтобы распечатать фотографии, включите «Печатать фон» в настройках вашего броузера.